30 июня 1792 года была ликвидирована Запорожская Сечь. Событие трагическое и оптимистическое одновременно, ибо благодаря сверхбдительности Екатерины II, ликвидация одного казачьего войска послужила основой для появления другого, но уже на южных рубежах расширяющейся империи.
В некотором смысле, можно заметить, что одни «пограничники» таким образом прикрыли других — 300 лет бьющиеся с ногайцами и закубанским татарами донцы теперь были прикрыты с тыла переселенными в неспокойные украйны запорожцами, которым в обмен на восстановление войсковых привилегий теперь и предстояло прикрывать Россию и коллег-донцов от разбойных степных сабель.
Однако сама ликвидация Сечи особенно в последнее «острополитическое» время стала предметом особых спекуляций, в том числе и в среде нынешней сопредельной элиты. Восстание Емельяна Пугачева, полыхнувшее в Поволжье в самый разгар русско-турецкой войны, когда действующая армия последовательно громила османских пашей под Рябой Могилой, у Ларги, Кагула и в Крыму, оказалась для России ножом в спину. Пять лет кровопролитной и дорогостоящей войны потребовали напряжения военных и финансовых сил всей империи, и именно в этот момент на Яике у турок фактически появилась своя «пятая колонна».
«Маркиз де Пугачев» со товарищи, подняв на дыбы население нынешнего федерального округа, настолько перепугал императрицу, что она в знак солидарности с местным погромленным дворянством даже объявила себя «казанской помещицей». Ей по крупицам пришлось собирать хоть какие-то военные силы, дабы отряды молодого лифляндского премьер-майора Ивана Михельсона и зрелого генерал-майора Александра Суворова (как-то хочется поскорее забыть 10 тысяч виселиц, воздвигнутых будущим полководцем на Яике и в Кыргыз-Кайсацкой орде) не успокоили прибывавший в трепете Санкт-Петербург.
После казни подпоручика Василия Мировича, пытавшегося освободить из Шлиссельбургской крепости и посадить на трон отрока-затворника Ивана Антоновича и самозванца Пугачева, выдававшего себя за ее покойного мужа Петра III, Екатерина начала страдать настоящей манией сепаратизма, усматривая в малейшем проявлении самостийности подрыв собственной власти.
«Пугачевофобия» накрепко засела в голове императрицы, подозревавшей будущие бунты и мятежи в отдаленных украинах и в первую очередь в казачьих областях. Яицкое казачество вообще утеряло свое имя и стало «уральским». Под суд «за многие вина», приведшие к так называемому «Череповскому бунту», угодил донской войсковой атаман Степан Ефремов. Его признали виновным в неисполнении шести указов военной коллегии, а также в том, что он «публично, пред старшинами, с дерзостью и угрозами, забыв подданническую к ея императорскаго величества должность, выговаривал непристойныя слова» и приговорили к лишению живота, благоразумно замененного императрицей вечною ссылкою в Пернов.
Еще один рассадник потенциальных бунтов Екатерина видела и в Запорожской Сечи, политика атаманов которой, начиная с семьи Хмельницких, уже более века становилась то на строну Россит, то против. Сам Богдан в свое время угрожал Москве тем, что готов «уйти под руку Блистательной Порты», если Земский Собор не возьмет его под свою. Москва руку протянула — да только сын Хмельницкого Юрий, став гетманом, тут же в эту десницу плюнул.
Увы, не он последний — почти весь XVII век верность запорожцев России была понятием весьма призрачным. Гетманы Выговский, Самойлович, Тетеря, Дорошенко, Брюховецкий раз за разом повторяли «подвиг» Хмельницкого-сына. Ну, а один из первых кавалеров ордена Андрея Первозванного, любимец Петра I Иван Мазепа вообще примкнул к злейшему врагу России. Ну, это ладно, сечевики всегда не считались ни с какой властью, будь то Речь Посполитая, Крым, Турция или Россия, лишь бы не ущемляли их самостийности и вовремя платили им «налог за лояльность».
Между нами говоря, донцы тоже до определенного момента не особо церемонились с «москалями». Однако открыто поднять вопрос об измене целого войска и уходе в Турцию позволил себе только Кондратий Булавин, за что и был в свое время «выдан головой» Москве. Гораздо хуже, что запорожцы фактически торпедировали не только дипломатические, но и торговые контакты России, с легкостью захлопывая те окровавленные «оконца», которые с таким трудом рубил на Юге царь Петр и его гренадеры.
Так, в начале XVIII века запорожцы разграбили караван греческих купцов стоимостью 30 тысяч золотых рублей. По тем временам сумма огромная, которую пришлось покрывать российскому правительству. В 1707 году султан пожаловался, что запорожцы снова ограбили купцов, и снова Россия раскошелилась, несмотря на то, что считала каждую копейку для Северной войны. В ноябре 1708 года, когда стольники Петра I доставили в Сечь ежегодное жалованье, толпа казаков деньги отняла, а стольников избила.
А в марте 1709 года кошевой атаман Кость Гордиенко-Головко по постановлению Рады увел к Мазепе более 8000 запорожцев. Бойцами они оказались неважными: именно запорожцы в ходе Полтавского сражения первыми бросились бежать с поля боя, увлекая за собой и шведов. Пойманные же закончили свою жизнь на колу — царь Петр не терпел предателей.
За измену Петр 26 мая 1709 года издал Манифест о первой ликвидации Сечи, что и было выполнено полковником Яковлевым с помощью казачьего полковника Галагана. Уцелевшие запорожцы бежали к туркам, которые разрешили построить новую Сечь в устье Днепра. Правда, после окончания Северной войны и смерти царя-плотника беглецам дозволили вернуться в пределы Украины и даже построить на реке Подпольной Новую Сечь, где было уже 11-13 тысяч сабель. Однако теперь уже они подчинялась не гетману, а киевскому генерал-губернатору.
Тихо запорожцы по-прежнему жить не могли, поэтому правительство России пристроило к укреплениям Сечи Ново-Сеченский ретраншамент, где постоянно стоял гарнизоном батальон солдат для укрощения казачьей вольницы. В царствование Елизаветы, в связи с заселением вдоль запорожских земель Новой Сербии и Славяно-Сербии эмигрантами из турецких владений, начались такие же земельные споры запорожцев с переселенцами, какие уже были у них с поляками и татарами. В Харьковском областном архиве хранится дело № 5590 «О разорении запорожцами жителей Изюмской провинции», в котором имеется Указ Правительственного Сената Малороссийской коллегии от 20 августа 1773 года, № 446.
Сенат сообщает, что запорожский полковник Гаража с командой нападает на поселенцев, «разоряет и опустошает», а людей с имуществом «переселяет к себе» и т. д. Сенат требует разобраться с этим, но указывает, что, «если со стороны помещиков будут случаи самозахвата земли у запорожцев», то немедленно «очистить и впредь войску Запорожскому никаких препятствий не чинить».
При последнем кошевом атамане престарелом Петро Калнышевском в очередной раз обострились отношения Сечи и Империи. В Санкт-Петербурге раздражались как излишней хозяйственной автономией Калнышевского, так и казачьими провокациями на границе с турками (самовольное нападение на крепость Балта) и их публичными конфликтами с местной администрацией. К тому же в Сечь продолжали принимать беглых крепостных, что расценивалось как уголовное преступление. К запорожцам примыкали не только беглые, но и разбитые пугачевцы из малороссов, что чревато было повторением бунта уже в непосредственной близости от тыла сражающейся с турками армии и основных хлебных житниц России.
Проводивший дознание по делу Пугачева граф Никита Панин доложил Екатерине II, что самозванец намеревался из заволжских степей идти на Сечь, чтобы подымать казаков. Следует заметить, что как раз в 1774 году начались мирные переговоры с Турцией, которые были необходимы обескровленной собственными победами Империи хотя бы для того, чтобы покончить с остатками пугачевских банд.
Буза же в Поднепровье вполне могла сорвать только что заключенный в июле 1774 года Кючук-Кайнарджийский мир. Сам мир стал второй причиной разгона Сечи — отодвинутые на Дунай границы и дружественный России режим в Крыму лишили надобности в казачьей защите Новороссии. К тому же земли Войска Запорожского были чрезвычайно обширны и плодородны, и не освоив эти земли нельзя было заселить приазовские и причерноморские земли.
Однако и сама старшина не являлась примером добропорядочности — воровство казенных денег, высылаемых на содержание войска, было систематическим. Это приводило к восстаниям сечевой бедноты. Кошевой Калнышевский два раза вынужден был бежать из Сечи и подавлять восстания с помощью регулярных войск. Одного из зачинщиков восстания Калнышевский лично запорол насмерть. Многие из старшины сумели сколотить гигантские состояния: только лишь у писаря Глобы (далеко не самое главное лицо на Сечи) имелось 14 тысяч голов скота. Старшина жирела, боеспособность казаков падала, тут еще атаман Калинишевский вступил в тайные переговоры с турецким султаном. О чем не замедлил сообщить в Петербург полковой старшина Савицкий. Сам кошевой контролировал практически всю нелегальную торговлю с южанами — ногайцами, татарами и турками.
Запорожцы попытались было привлечь на свою сторону фаворита великой императрицы Григория Потемкина, лихо бражничали с новороссийским генерал-губернатором, приняв его в казаки и назвав Грицьком Нечёсой. Но тот был себе на уме и прекрасно понимал фобии императирицы. Именно от хитрющего царедворца официально исходила инициатива обуздать буйную вольницу, совпавшая с настроением Екатерины.
Тенденция к второй ликвидации Сечи вызвала сильнейшую обеспокоенность нарочитых казаков. Генеральный судья Антон Головатый обратился к Потемкину с просьбой сохранить Сечь путем её реорганизации по типу Войска Донского. Однако Потемкину до того надоело разбирать жалобы и споры казаков с соседями, что он ответил в сердцах: «Не можно вам оставаться; вы крепко расшалились».
Поняв, что от генерал-губернатора милости ждать бесполезно, запорожцы в конце 1774 года снарядили в Петербург «зимовую станицу» во главе с авторитетным старшиной Сидором Билым (подобная станица показана в фильме «Вечера на хуторе близ Диканьки»). Екатерина милостиво приняла станицу и…тут же отправила распоряжение ликвидировать Сечь.
В мае 1775 года корпус российской армии под командой генерала Александра Прозоровского был направлен с Дуная на Сечь для поддержки войск Новороссийской губернии, которыми командовал генерал-поручик серб Петр Текели, близкий друг Суворова. Текели со всей пехотой и кавалерией выступил из крепости Св. Елизаветы и 5 июня подошел к Сечи которая располагалась на острове Чертомлык у современного села Покровское Никопольского района Днепропетровской области.
Внезапное появление русских полков с артиллерией, быстро обложивших Чертомлык, ошеломило казаков. Разделив полки на пять деташаментов, генерал Текели направил их особыми маршрутами к Сечи с задачей занять окружающие её селения и местечки. «А я, — донес Текели в свое «Всеподданейшем докладе об уничтожении Запорожской Сечи», — с главной частью корпуса, прошел прямо в Сечь и на 4-е число к сечи прибыл пред светом. Оставя корпус при занятии лагеря, сам взял с полковником Языковым его Орловский пехотный полк и небольшую часть конницы, под командою полковника и кавалера барона Розена, пошел прямо в селение (внешний кош) и в ретраншамент, никем, за их сном, не обозрим… Запорожские караулы спали, поэтому их спокойно разоружили и поставили русские караулы у артиллерии, которая насчитывала до 20 разнокалиберных пушек. Войти же во внутренний кош не удалось, ибо караул у ворот нес службу исправно.
Помня указание императрицы провести операцию «спокойно и без кровопролития», Текели послал подполковника Мисюрева, чтобы вызвал кошевого атамана. Однако его «долго не допускали во укрепление кошей…». Затем, доносит Текели, после того как кошевому доложили, что Сечь окружена войсками, а артиллерия и лодки, стоящие у пристани, взяты под охрану, Мисюрева допустили к кошевому, который после бурного митинга у церкви, где собралось до 3000 запорожцев, прибыл в лагерь к Текели. В это же время четыре роты пехоты вошли во внутренний кош и поставили караулы у порохового погреба и у всех войсковых учреждений.
«На завтрашний день собраны были из укрепления в поле войсковые старшины, куренные атаманы и казаки, и при объявлении Высочайшего Вашего Императорского Величества об их народу соизволения, — заканчивает донесение Текели, — положили ружья». Историки подчеркивают, что вся масштабная операция была проведена быстро, скрытно и без кровопролития. Запорожская Сечь, которая более двухсот лет была грозой четырех государств, капитулировала без единого выстрела.
Спустя два месяца, 5 августа, Екатерина II подписала Манифест о ликвидации Запорожской Сечи с перечислением причин, заставивших её это сделать: грабежи, захват земель, самоуправство и пр. В манифесте императрица указывала, что казаки якобы помышляли «составить из себя область, совершенно независимую, под собственным своим неистовым управлением». При этом она добавила, что отныне «употребление слова «запорожский козак» будет рассмотрено нами, как обида нашей императорской величественности».
Запорожцам Текели на месте выдавал не только паспорта на право ухода на заработки, но и охранительные аттестаты старшинам и богатым казакам, чтобы имению их, и лично им «никаких обид разорением и озлоблений не делали». Часть казаков бежала сразу, часть скрылась в плавнях и ушла Днепром в турецкие владения. За Дунаем бывшие запорожцы сформировали так называемое «Неверное войско Запорожское», которое вскоре начало воевать на стороне турок, совершая диверсии против российских войск, осаждавших Очаков.
85-летнего кошевого Калнышевского и всю старшину арестовали и сослали на Соловки. Там он 12 лет просидел в каземате. Выпускали его три раза в год — на Пасху, Рождество и Спас. Потом ему «разрешили ходить в церковь и разговаривать с окружающими». Так продолжалось еще 13 лет. В 1801 году бывший атаман был освобожден по высочайшему повелению императора Александра I, но отказался оставлять монастырь и прожил там до своей смерти в 1803 году в возрасте 112 лет. Следует заметить, что богобоязненный кошевой, дабы не скучать, прихватил в ссылку шесть возов с имуществом, в том числе немало ценных вещей вроде Евангелия в 34 фунта серебра. Ежедневный паек атамана составлял 1 рубль из его же привезенной казны, что было более чем хлебосольно для соловецких отшельников.
К слову, экс-президент Украины Виктор Ющенко каким-то непостижимым образом установил свое родство с опальным кошевым, и в настоящий момент на «нэзалэжной» снимаются фильмы и пишутся книги о пламенном борце за самостийность «против тирании москалив». Каким боком бывший президент причастен к соловецкому затворнику, один равноапостольный Владимир ведает.
В 1787 году, во время путешествия Екатерины II по Новороссии казачьи старшины при участии терзаемого угрызениями совести Грицько Нечёсы подали в Кременчуге в адрес императрицы прошение, в котором выразили желание по-прежнему служить. До этого Потемкин уже поручил казакам собирать добровольцев и сформировать из них тысячный полк. Полк Сидора Билого как раз и нес при Екатерине почетный караул, и он получил возможность лично вручить императрице свое прошение о восстановлении на пограничье хотя бы части древних казачьих прав. Екатерина, в ожидании очередной войны с Турцией, согласилась и казаки вернули себе все видимые атрибуты бывшей сечевой вольницы: знамена, печати, булаву кошевого атамана, перначи, деление войска на курени, которые назывались точно так же как на Сечи.
Правительственные документы, направляемые казакам, начинались с обращения, аналогичного обращению к запорожцам. В противовес «неверным» они начали называться «Верным войском Запорожским», которое вскоре стало именоваться Черноморским. Активное участие черноморцев в новой войне вернуло им благосклонность русского правительства. И тогда черноморцы, стесненные небольшим пространством в низовьях Южного Буга и Днестра, выделенным им для проживания обратились к Екатерине с просьбой предоставить им для поселения обширные и незаселенные берега Кубани.
30 июня 1792 года Екатерина II подписала указ о переселении Черноморского войска на прикубанские земли и жалованную грамоту на вечное владение ими — «. так, чтобы с одной стороны река Кубань, с другой же Азовское море до Ейского городка служила границей войсковой земли». Первая партия черноморцев в количестве 3247 человек прибыла морем на Тамань 25 августа 1792 года. Бывшие запорожцы получили гигантский кусок целинной земли, удивительно похожий на тот, которого их некогда лишили. Всего на Кубань переселилось около 25 тысяч человек.
С мая 1793 года начала создаваться Черноморская кордонная линия. По старому запорожскому обычаю был брошен жребий, распределивший месторасположение 40 куренных селений. 38 из них получили старые запорожские названия. Отсюда и нынешние станицы кубанцев — Каневская, Староминская, Полтавская и так далее. Из этих «шароваров» и выросло славное Кубанское войско, сменившее гайдамацкую одежду на кавказские чекмени, но оставившее свой пленительный малоросский говор на вечные времена.
нравы и обычаи запорожской сечи тарас бульба
сообщение о запорожской сечи кратко